Новелла о зеленщике, сгубившем ростки любви Вкусна зелень в Эдо

В городе все спешат встретить весну, на улицах суета, слепцы тянут свои песни: «Подайте грошик слепому», меняльщики выкрики­вают предложения купить, продать, обменять; торговцы раками, каштанами орут во все горло. Снуют, сбиваются с ног прохожие, хо­зяюшки устремляются в лавки: конец года — хлопотливое время. А тут пожар — волокут веши, кричат, плачут и в мгновение ока боль­шой богатый дом обращается в золу.

Тогда в городе Эдо жил зеленщик Хатибэ, а у него была единст­венная дочь по имени О-Сити. С чем можно сравнить ее, если не с цветком, то с цветущей вишней, если не с луной, то с чистым ее от­ражением в воде. Когда начался пожар — а было это неподалеку от жилища зеленщика, — они, чтобы избежать несчастья, всей семьей двинулись к храму, прибежали в храм и другие соседи, у алтаря слы­шался плач младенцев, перед статуей Будды валялись женские фарту­ки, гонг и медные тарелки приспособили вместо рукомойника. Но даже сам Будда относился к этому снисходительно — бывают такие минуты в жизни людей. Среди одежды, что отдал людям настоятель, было одно мужское платье — черное, из дорогой материи, на нем изящно вышит герб — павлония и ветка дерева гинко, а подкладка из алого шелка. И запала в душу О-Сити эта одежда. Кто носил ее? Какой изящный благородный молодой человек отрешился от мира и оставил здесь это платье? Загрустила О-Сити, представив себе этого юношу, и задумалась о быстротечности жизни. Тут они с матерью увидели юношу, который неподалеку от них пытался вытащить из пальца занозу, да все никак. Мать тоже пыталась, но глаза у нее уже были старые, ничего не получилось, тогда попробовала О-Сити и сразу вытащила занозу, не хотелось ей отнимать руку у юноши, но пришлось, только потихоньку спрятала щипчики, но потом спохвати­лась и, вернувшись к юноше, отдала щипчики. И началось с того их взаимное чувство.

Расспросила О-Сити людей и узнала, что имя юноши Китидзабуро, он странствующий самурай, а по характеру человек мягкий и ве­ликодушный. Написала она ему любовное письмо, и чувства их слились, как два потока. Терзаемые любовью, они только ждали удоб­ного случая, чтобы соединить изголовья. И вот в пятнадцатую ночь прибежали какие-то люди с известием, что скончался один торговец рисом и надо сегодня же совершить сожжение тела. Все служки храма, все мужчины устремились на церемонию, а тут гром, дома

[796]

одни старые бабки, что запаслись горохом, — давай спасаться от грома. О-Сити хоть и боялась грозы, но подумала, что сегодня — единственный случай, когда можно встретиться с Китидзабуро. К рас­свету люди наконец погрузились в сон, О-Сити встала и тихо пошла к выходу, было еще темно. Тут проснулась старуха умэ и прошепта­ла, что Китидзабуро спит в келье напротив. Как она обо всем догада­лась, видно, тоже шалила в молодости, подумала О-Сити и отдала старухе свой красивый лиловый пояс. Китидзабуро увидел О-Сити, задрожал всем телом, они оба любили в первый раз, и дело не сразу пошло на лад. Но раздался удар грома, и пролились первые капли любви. Они поклялись друг другу в вечной любви, и тут — ах, как жаль! — наступил рассвет.

Утром семья О-Сити вернулась домой, и связь влюбленных пре­рвалась. Сильно тосковала О-Сити, но делать было нечего. Однажды зимой в холода пришел к порогу мальчик, бродячий торговец гриба­ми и конскими метелками, а между тем надвигалась ночь, на дворе стужа, пожалели мальчика хозяева, впустили в дом погреться, так он и уснул в сенях. А ночью прибежали с известием, что разрешилась от беремени соседка, и хозяева, едва успев всунуть ноги в сандалии, по­бежали проведывать младенца. О-Сити вышла их проводить и взгля­нула случайно на спящего, да это же — Китидзабуро! Отвела О-Сити юношу в свою комнату, растерла-обогрела, а тут родители вернулись. Спрятала она юношу под грудой платьев, а когда родители уснули, сели они вдвоем за ширмой и давай разговаривать, но очень страшно было, что услышат взрослые, тогда они взяли бумагу и тушь и приня­лись писать друг другу слова любви — и так до рассвета.

Но на новую встречу не было у О-Сити никаких надежд, и тогда решилась она на преступление, вспомнив, что первое их свидание стало возможным из-за пожара, и решилась девушка на ужасный по­ступок — подожгла дом: повалил дым, забегали и закричали люди, а когда пригляделись, поняли, что виновата во всем О-Сити. Ее водили по городу, выставив публике на позор, и люди толпами сбегались по­глазеть на нее, никто не пожалел несчастную. Она была все так же прекрасна, потому что продолжала любить Китидзабуро. Перед каз­нью ей дали в руки ветку поздно расцветшей сливы, и она, любуясь ей, сложила такие строки: «Печальный мир, где человек гостит! / Мы оставляем имя в мире этом / Лишь ветру, что весною прилетит... / И эта вепса ныне облетит... / О, Ветка, опоздавшая с расцветом!..» (Перевод Е. Пинус)

Только вчера была жива, а сегодня ни праха, ни пепла не оста-

[797]

лось. Лишь ветер ерошит хвою сосен, да иной прохожий, услышав историю О-Сити, остановится да задумается.

От Китидзабуро скрыли всю правду, тем более что он лежал тя­жело больной. Родители покропили жертвенной водой поминальный столбик, и Китидзабуро, когда увидел его наконец через сто дней после смерти О-Сити, вознамерился лишить себя жизни, но настоя­тель храма отнял и спрятал его меч, так что оставалось ему только откусить себе язык либо сунуть голову в петлю, т. е. принять смерть нечестивую. Не решился на это Китидзабуро и, наконец, с благосло­вения настоятеля принял постриг. Так жаль было сбривать волосы та­кому красавцу, что бондза дважды отбрасывал бритву. Жаль ему было Китидзабуро даже больше, чем О-Сити в последние минуты ее жизни. Принять постриг из-за любви! увы! И печаль, и любовь — все смешалось в этом мире.