logo search
ЗАР-ЛИТ-XVII-XVIII

Цинна (Cinna) - Трагедия (1640)

Эмилией владеет страстное желание отомстить Августу за смерть отца, Кая Торания, воспитателя будущего императора, казненного им во времена триумвирата В роли свершителя мести она видит своего возлюбленного, Цинну; как ни больно Эмилии сознавать, что, подни­мая руку на всемогущего Августа, Цинна подвергает опасности свою, бесценную для нее жизнь, все же долг — превыше всего. уклониться от зова долга — величайший позор, тот же, кто долг свой исполнит, достоин высшей чести. Посему, даже горячо любя Цинну, Эмилия готова отдать ему руку, лишь когда им будет убит ненавистный тиран.

Наперсница Эмилии, Фульвия, пытается отговорить подругу от опасного замысла, напоминает, какими почестями и уважением окружил Эмилию Август, искупая тем самым старую вину. Но Эмилия стоит на своем: преступление Цезаря может искупить только смерть. Тогда Фульвия заводит речь об опасности, ожидающей Цинну на стезе мщения, и о том, что и без Цинны среди римлян у Августа не счесть врагов, жаждущих смерти императора; так не лучше ли предо­ставить расправу с тираном одному из них? Но нет, Эмилия посчита­ет долг мщения неисполненным, если Август будет убит кем-то другим.

Цинною же составлен целый заговор против императора В тес­ном кругу заговорщиков все как один пылают ненавистью к тирану, трупами вымостившему себе дорогу к римскому престолу, все как один жаждут смерти человека, ради собственного возвышения погру­зившего страну в пучину братоубийственной резни, предательства, измен и доносов. Завтра — решающий день, в который тираноборцы порешили либо избавить Рим от Августа, либо самим сложить головы.

[463]

Едва Цинна успевает рассказать Эмилии о планах заговорщиков, к нему является вольноотпущенник Эвандр с известием, что Август требует к себе его, Цинну, и второго вождя заговора — Максима. Цинна смущен приглашением императора, которое, впрочем, еще не означает, что заговор раскрыт, — как его самого, так и Максима Ав­густ числит среди ближайших своих друзей и нередко приглашает для совета.

Когда Цинна с Максимом являются к Августу, император просит всех прочих удалиться, а к двум друзьям обращается с неожиданной речью: он тяготится властью, восхождением к которой некогда упи­вался, но теперь несущей ему лишь тяжкое бремя забот, всеобщую ненависть и постоянный страх насильственной смерти. Август предла­гает Цинне и Максиму принять из его рук правление Римом и самим решать, быть ли их родной стране республикой или империей.

Друзья по-разному встречают предложение императора. Цинна убеждает Августа, что императорская власть досталась ему по праву доблести и силы, что при нем Рим достиг невиданного доселе расцве­та; окажись власть в руках народа, бессмысленной толпы, и страна вновь погрязнет в усобицах, величию Рима неминуемо настанет конец. Он уверен, что единственное правильное решение для Авгус­та — сохранить за собой престол. Что же до смерти от руки убийц, то уж лучше умереть владыкой мира, нежели влачить существование заурядного подданного или гражданина.

Максим, в свою очередь, всей душой приветствовал бы отречение Августа и установление республики: римляне издревле славятся вольнолюбием, и, какой бы законной ни была власть императора, они всегда даже в самом мудром правителе будут видеть прежде всего ти­рана.

Выслушав обоих, Август, которому благо Рима несравненно доро­же собственного покоя, принимает доводы Цинны и не слагает с себя императорской короны. Максима он назначает наместником на Сицилии, Цинну же оставляет при себе и отдает ему в жены Эми­лию.

Максим в недоумении, отчего вдруг вождь заговорщиков стал дру­гом тирании, но Цинна объясняет ему, зачем он убеждал Августа не оставлять престол: во-первых, свобода не есть свобода, когда ее при­нимают из рук тирана, а во-вторых, императору нельзя позволить так просто удалиться на покой — он смертью должен искупить свои зло­деяния. Цинна не предал дела заговорщиков — он отомстит во что бы то ни стало.

[464]

Максим сетует своему вольноотпущеннику Эвфорбу на то, что Рим не получил вольности лишь по прихоти влюбленного в Эмилию Цинны; теперь Максиму придется идти на преступление во благо счастливого соперника — он, оказывается, давно любит Эмилию, но та не отвечает ему взаимностью. Хитрый Эвфорб предлагает Максиму вернейшее, на его взгляд, средство и не обагрять рук в крови Августа, и заполучить Эмилию — нужно донести императору о заговоре, все участники которого, кроме Цинны, якобы раскаялись и молят о про­щении.

Тем временем Цинна, тронутый величием души Августа, теряет былую решимость — он сознает, что перед ним стоит выбор: предать государя или возлюбленную; убьет он Августа или нет — в обоих слу­чаях совершит предательство. Цинна еще лелеет надежду, что Эми­лия разрешит его от клятвы, но девушка непреклонна — коль скоро она поклялась отомстить Августу, она добьется его смерти любой ценой, пусть даже ценою собственной жизни, которая ей отныне не мила, раз она не может соединить ее с возлюбленным-клятвопреступ­ником. Что же до того, что Август великодушно вручил ее Цинне, то принимать такие дары означает раболепствовать перед тиранией.

Речи Эмилии заставляют Цинну сделать выбор — как ни тяжко это ему, он сдержит обещание и покончит с Августом.

Вольноотпущенник Эвфорб представил Августу все дело так, что, мол, Максим искренне раскаялся в злом умысле против особы импе­ратора, а Цинна, напротив, упорствует сам и препятствует прочим заговорщикам признать свою вину. Мера же раскаяния Максима столь велика, что в отчаянии он бросился к Тибру и, как полагает Эв­форб, окончил свои дни в его бурных водах.

Август до глубины души поражен предательством Цинны и горит жаждой мести, но, с другой стороны, сколько можно лить кровь? Сотни убийств до сих пор не обезопасили императора, и новые казни навряд ли обеспечат ему спокойное правление в стране, где никогда не переведутся противники тирании. Так не благороднее ли покорно встретить смерть от руки заговорщиков, нежели продолжать царство­вать под дамокловым мечом?

За такими размышлениями Августа застает любящая супруга Ливия. Она просит его внять ее женскому совету: не лить на этот раз кровь заговорщиков, а помиловать их, ибо милость к поверженным врагам — доблесть для правителя не меньшая, чем умение решитель­но расправиться с ними. Слова Ливии тронули душу Августа, поне­многу он склоняется к тому, чтобы оставить Цинну в живых.

[465]

Уже схвачены вольноотпущенники Эвандр и Эвфорб, Цинну же Август срочно вызывает к себе на совет. Эмилия понимает — все это значит, что заговор раскрыт, а над ней и над Цинной нависла смер­тельная опасность. Но тут к Эмилии является Максим и заводит не­уместный разговор о своей страсти, предлагая бежать на корабле с ним, Максимом, коль скоро Цинна уже в руках Августа и ему ничем не поможешь. Мало того, что Эмилия совершенно равнодушна к Максиму, — то, насколько тщательно подготовлен побег, наводит ее на подозрение, что именно Максим выдал заговорщиков тирану.

Предательский замысел Максима рухнул. Теперь он страшными словами клянет Эвфорба и себя, не понимая, как он, благородный римлянин, мог пойти на низкие преступления по совету вольноотпу­щенника, навсегда сохранившего, несмотря на дарованную ему свобо­ду, самую что ни на есть рабскую душу.

Август призывает к себе Цинну и, велев не перебивать, напомина­ет неудавшемуся заговорщику о всех тех благодеяниях и почестях, ка­кими император окружил неблагодарного потомка Помпея, а затем в подробностях излагает ему план заговора, рассказывает, кто где дол­жен был стоять, когда нанести удар... Август обращается не только к чувствам Цинны, но и к его разуму, объясняет, что даже при удаче заговорщиков римляне не захотели бы иметь Цинну императором, ибо в городе есть много мужей, с которыми ему никак нельзя рав­няться ни славой предков, ни личной доблестью.

Цинна ничего не отрицает, он готов понести кару, но в ответных речах его нет и тени раскаяния. Раскаяния не слышится и в словах Эмилии, когда она, представ перед Августом, называет себя подлин­ной главой и вдохновительницей заговора. Цинна возражает, что это не Эмилия соблазнила его к злому умыслу, но сам он вынашивал планы мести еще задолго до того, как узнал ее.

Август и Эмилию увещевает оставить злобу, просит вспомнить, как возвысил он ее, дабы искупить убийство отца, в котором виновен не столько он, сколько рок, чьей игрушкой часто являются цари. Но Цинна с Эмилией неумолимы и полны решимости вместе встретить смертный час.

В отличие от них Максим до глубины души раскаивается в трой­ном предательстве — он предал государя, друзей-заговорщиков, хотел разрушить союз Цинны и Эмилии — и просит предать его и Эвфор­ба смерти.

Но Август на сей раз не торопится отправлять врагов на казнь; он превосходит все мыслимые пределы великодушия — всех прощает, благословляет брак Цинны и Эмилии, дарует Цинне консульскую

[466]

власть. Мудрым великодушием император смягчает ожесточившиеся против него сердца и обретает в лице бывших заговорщиков верней­ших друзей и сподвижников.

Д. А. Карельский