14.1. Естествознание XVII— первой половины xiXв. О происхождении человека

Несмотря на ряд гениальных догадок, проблема происхождения че­ловека и общества в древности и средневековье была покрыта насло­ениями мифологии, мистики, религиозных домыслов, умозрительных спекуляций, далеких от строгости, доказательности, обоснован­ности. Настоящий переворот в накоплении антропологических и этнографических данных начинается в эпоху Великих географичес­ких открытий (с конца XV в.). Неизмеримо расширился мир для европейских мореплавателей, ученых и исследователей. Во вновь открытых заморских странах жили народы, находившиеся на разных ступенях общественного развития, имевшие различный физический облик, различные нравственные нормы, традиции и т.д. В этот пери­од начинается взаимное знакомство народов, удаленных друг от друга на тысячи километров, разделенных океанами и материками.

Мысль о том, что живущие в Новом Свете, в Северной и Южной Америке, в Австралии и других регионах племена и народности нахо­дятся на этапе первобытного развития, который с необходимостью должны пройти все народы, в том числе европейцы, не сразу сфор­мировалась после Великих географических открытий XV—XVI вв. Причина этого в том, что в общественном сознании еще не утверди­лась идея развития. И потому естественное развитие природных и общественных форм от простого к сложному, от низшего к высшему еще не осознавалось. В сознании господствовало представление, что народы являются такими, какими их создал Творец, и другими стать не могут.

В XVIII в. на основе анализа глубинных социально-экономичес­ких процессов и достижений естествознания постепенно формиру­ется и входит в общественное сознание идея развития — в антропологии, философии и этнографии возникает представление о том, что общественный строй жизни первобытных племен похож на общественное устройство древних народов и может помочь в изу­чении древнейшей истории народов, ушедших далеко от первобыт­ного состояния. Подобные идеи высказали французский исследова­тель-миссионер Ж.Ф. Лафито в своей книге «Обычаи американских дикарей в сравнении с обычаями первобытных времен» (1724), а также немецкий просветитель Г. Форстер, проживший бурную и полную приключений жизнь.

Следующий шаг в понимании первобытной истории человечества связан с построением таких общих схем всемирно-исторического процесса, в которых народы заморских стран выступали как предста­вители ранней ступени развития человечества. Значительную роль в разработке таких теорий сыграли великие французские просветите­ли XVIII в. - Ж.Ж. Руссо, Д. Дидро, Ш. Монтескье, Вольтер, Ж. Кондорсе и др. Одни из них (Руссо, Дидро и др.) идеализировали перво­бытность, представляли ее как «золотой век» человечества, все ос­новные позитивные качества которого утеряны последующими поко­лениями в эпоху цивилизации. Другие (например, Ж. Кондорсе) разрабатывали концепции исторического прогресса человеческой истории, разума и культуры. Благодаря развитию разума человек про­ходит следующие ступени общественного устройства — от охоты и рыболовства к одомашниванию животных (эпоха рабства), а от него — к земледелию (эпоха феодализма) *.

* См.: Кондорсе Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М., 1936.

Первоначально каменные орудия древних людей, которые слу­чайно находили в земле, не рассматривались как предметы, имеющие отношение к истории человечества. Их считали талисманами, посла­ниями богов, которые они метают вместе с молнией на землю. Но уже в XVIII в. возник интерес к изучению найденных в раскопках орудий труда и предметов утвари первобытных людей — ведь именно такими инструментами пользовались первобытные народы Нового Света, Африки и Южной Азии. В первой половине XVIII в. все чаще выска­зываются мысли о существовании каменного века у древних людей, о том, что каменные предметы — это выполненные в незапамятные времена "произведения рук человеческих", что человек существовал задолго до Адама и Евы. Долгое время такие заявления резко оттор­гались не только церковными, но и научными кругами. В 1730 г. в Парижской академии письменности и изящной литературы разра­зился громкий публичный скандал: после доклада одного французско­го исследователя о каменных орудиях древних людей академики устроили ему обструкцию, требуя от него признания возможности обра­зования каменных орудий в процессе физических реакций в воздухе, вызываемых ударами молнии.

В середине XVIII в. К. Линней положил начало научному представ­лению о происхождении человека. В своей «Системе природы» (1735) он отнес человека к животному миру, помещая его в своей классификации рядом с человекообразными обезьянами. Интерес­но, что Линней, подчеркивая родство человека и человекообразных обезьян, называет орангутанга Homo silvetris («человек лесной»). В XVIII в. зарождается и научная приматология; так, в 1766 г. появи­лась научная работа Ж. Бюффона об орангутанге. Голландский ана­том П. Кампер показал глубокое сходство в строении основных орга­нов человека и животных. Все это позволило поставить на принци­пиально новую, научную основу вопрос о границах между человеком и высшими приматами.

В XVIII — первой половине XIX в. археологи, палеонтологи, этно­графы накопили эмпирический материал, по объему уже достаточ­ный для разработки научной теории антропосоциогенеза. Особый интерес здесь представляют исследования французского археолога Буше де Перта. В 40—50-х гг. XIX в. он искал, собирал грубо оббитые каменные орудия и доказывал, что это — орудия труда первобытного человека, жившего одновременно с древним носорогом, мамонтом и т.д. Открытия Б. де Перта отодвигали происхождение человека в такую глубь тысячелетий, что опрокидывали библейскую хронол­огию. Не случайно креационисты и клерикально настроенные уче­ные встретили эти открытия в штыки. Длительная борьба Б. де Перта с консервативными французскими академическими кругами была полна драматизма, а временами носила чуть ли не детективный характер. И только в 60-х гг. XIX в. его идеи признали в науке. В 1862 г. в археологии для периодизации истории каменного века были введе­ны понятия «палеолит» и «неолит».

Вместе с тем в первой половине XIX в. создаются и теоретические предпосылки для создания научной теории антропосоциогенеза. Они связаны с развитием в биологии идеи эволюции органических форм (см. 7.4). В свете этой идеи эмпирический материал о древней­шем прошлом человечества получал качественно новое теоретичес­кое толкование. Однако вопросы о происхождении человека рас­сматривались (при всей прогрессивности по сравнению с предыду­щими столетиями) все еще в духе согласия с основными религиозны­ми догмами (творение человека Богом). Даже Ламарк не решался довести до логического завершения идею эволюции животных и че­ловека, т.е. до отрицания роли Бога в происхождении человека. Он закончил разбор проблемы происхождения человека в своей «Фило­софии зоологии» словами об ином происхождении человека, чем только лишь от животных.

Возможность последовательно материалистического решения проблемы антропогенеза впервые появилась после создания Ч. Дар­виным селекционной теории эволюции органического мира. Теория естественного отбора нанесла сокрушительный удар идеализму, креационизму, телеологизму, явилась одним из важнейших естественно-­научных подтверждений материализма, позволила заложить основы естественно-научного понимания антропосоциогенеза.

В 1871 г. вышел в свет труд Дарвина «Происхождение человека и половой отбор», в котором на громадном фактическом материале (из сравнительной анатомии, зоогеографии, истории, археологии) Дар­вин обосновывал два кардинально важных положения: о животном происхождении человека и о том, что современные человекообраз­ные обезьяны представляют собой боковые ветви его эволюции, а чедовек ведет свое происхождение от каких-то вымерших более ней­тральных форм. И хотя идеи Дарвина были приняты в штыки клери­калами и креационистами, подвергались чудовищным нападкам со стороны священнослужителей и реакционеров самых разных мас­тей, тем не менее последующее развитие учения о происхождении человека было возможно только в русле естественно-научного, мате­риалистического мировоззрения. «Тот, кто не смотрит, подобно ди­карю, на явления природы как на нечто бессвязное, не может больше думать, чтобы человек был плодом отдельного акта творения», — писал Дарвин. После работ Дарвина материалистическое положение о животном происхождении человека стало краеугольным камнем теории антропосоциогенеза.

Поскольку человек — это не только биологическое, но и социаль­ное существо, то его происхождение нельзя свести к действию исключительно биологических факторов эволюции. На определенном этапе в биологическую эволюцию предков человека должен был включиться еще и некоторый надбиологический, социокультурный фактор. Какой же это фактор? Ответ на этот вопрос дал Ф. Энгельс в работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека». В ее основе лежит идея о том, что труд — не только средство преобра­зования окружающей среды и удовлетворения потребностей челове­ка, но и средство изменения самого человека. Именно трудовая дея­тельность является всеобщим основанием человеческого бытия, а вместе с тем и решающим критерием, разграничивающим человека и его животных предков — человекообразных обезьян. Идея о роли труда в происхождении человека и общества не потеряла своего зна­чения и по сей день. Все специалисты по древней археологии, палео­антропологии исходят из представления о решающей роли труда в антропосоциогенезе.